Отец и сын Быковские в воспоминаниях коллег и последователей

Опубликовано: Архитекторы Михаил и Константин Быковские. Творческое наследие московской архитектурной династии: Материалы научной конференции. Москва, 17—19 апреля 2012 г. -- М.:. Главное архивное управление г. Москвы, 2014. С. 57-61.


М. Скотти. Портрет архитектора М.Д. Быковского, 1851. 


Профессор архитектуры К.М. Быковский. Фото начала 1900-х гг.


Одним из проявлений историзма XIX века было настоятельное желание запечатлеть для потомков настоящее, дабы не прерывалась связующая нить времён. В роли первого «летописца» московской архитектурной школы выступил Владимир Алексеевич Гамбурцев (1842—1903), собранные им материалы о коллегах и учителях сегодня хранятся в Отделе письменных источников Государственного исторического музея. Уже в середине столетия слова о недопустимой приниженности общественной роли зодчих звучали из уст Николая Васильевича Дмитриева (1822—1866), также выученика Московского Дворцового Архитектурного училища (МДАУ) и одного из основоположников русской архитектурно-художественной критики[1]. С основанием же Московского Архитектурного общества (МАО) в 1867 году и по мере его становления в качестве одной из наиболее авторитетных общественных организаций работа в области сбора и популяризации сведений об архитекторах и их творческом наследии становилась всё более систематической. Достаточно сказать, что в 1895 году в рамках проходившего в Москве II Съезда русских зодчих МАО устроило архитектурно-художественную выставку с обширными «историческим» и т.н. «посмертным» отделами. Таким образом, к началу ХХ века в среде московских архитекторов утвердилась добрая традиция сохранения и умножения памяти о старших коллегах. В сложение этой традиции внесли немалую лепту Михаил Доримедонтович и Константин Михайлович Быковские, являвшиеся в течение многих десятилетий признанными лидерами московской архитектурной школы. Они же оказались и в числе героев её ранней историографии.

Уже в критических заметках Н.В. Дмитриева, публиковавшихся в газетах «Московский вестник» и «Московский листок» в 1850-х годах, мы находим упоминания о постройках М.Д. Быковского, а также о его деятельности на посту директора МДАУ (Дмитриев с сожалением пишет о прекращении открытых выставок работ учащихся, практиковавшихся при Быковском). Но главный интерес в контексте разговора о Быковском-старшем для нас представляют материалы иного рода: это воспоминания, приуроченных к памятной дате – столетию со дня рождения мастера, отмечавшемуся Московским Архитектурным обществом 29 октября 1901 года. Программа посмертного чествования создателя МАО включала наряду с панихидой, отслуженной в храме св. Алексея Человека Божьего (в колокольне Страстного монастыря), и выставкой проектов и акварелей Михаила Доримедонтовича, также установку памятной доски на стене упомянутой колокольни и торжественное заседание с выступлениями представителей различных московских институций и зачитыванием приветственных телеграмм[2]. Тексты докладов, сделанных К.М. Быковским, Н.В. Никитиным и С.У. Соловьёвым, изданные затем в особом альбоме, дают нам возможность не только составить представление о том, какие стороны натуры и деятельности Быковского-старшего казались современникам заслуживающими наибольшего внимания, но и попросту "услышать" прямую речь представителей московской архитектурно-художественной среды той эпохи.

Открывший собрание К.М. Быковский заметил, что сыну не пристало давать оценку жизни своего отца, и скромно назвал свою речь «перечислением фактов жизни» Быковского-старшего. Более эмоциональным выглядит выступление Николая Васильевича Никитина, посвящённое роли Михаила Доримедонтовича как основателя МАО. В ходе составления устава будущего МАО весной 1865 года Быковскому пришлось противостоять предприимчивым коллегам, настойчиво высказывавшим желание включить в документ пункт о возможности осуществления обществом проектно-строительной деятельности – по соблазнительному примеру художнических артелей, появившихся тогда в Петербурге и Москве. Михаил Доримедонтович отвергал эту идею, подчёркивая, что «архитектурное общество предполагается местом соединения для дружного действия общими силами на пользу искусства и науки, и чтобы не навредить цели своего назначения, оно не имеет в виду никаких промышленных предприятий»[3]. Сопротивление товарищей по цеху, желавших обратить затею с обществом к конкретной коммерческой выгоде, было не последней трудностью на этом пути. Одновременно с архитектурным в Москве должны были возникнуть художественное и технико-строительное общества; рассмотрев присланные уставы трёх организаций, министр внутренних дел нашёл возможным рекомендовать их членам объединиться под эгидой уже существовавшего Русского технического общества. Дело принимало оборот, угрожающий повергнуть в прах все надежды и планы, связанные с объединением московских зодчих. Организаторам технико-строительного и художественного обществ трижды рассылались приглашения для совместного совещания. «М[ихаил] Д[оримедонтович] командировал меня с своим письмом к тамошним учредителям и просил оттуда приехать к нему доложить о результате, сказав, что до моего возвращения он не ляжет спать, - вспоминает Н.В. Никитин, - В 3 часа ночи я вернулся и застал М[ихаила] Д[оримедонтовича] сидящим в гостиной»[4]. По счастью, представители двух других обществ также проявили стойкость в намерении образовать отдельные общества, что позволило добиться Высочайшего соизволения учредить их как независимые друг от друга.

При этом Быковский трезво оценивал возможности и перспективы своего детища. «Мы знаем, - говорил он, - что не можем ещё идти в уровень с архитектурными обществами других цивилизованных стран как по недостатку навыка в общественной разработке вопросов, так и средств к увеличению круга наших действий»[5]. И потому первейшей своей задачей своей и своих коллег он видел умножение знания, просвещение, почему пытался инициировать перевод на русский язык трудов Э.Э. Виолле-ле-Дюка и С. Дали, ратовал за устройство архитектурных выставок и архитектурной библиотеки, за создание школы, где преподавались бы строительным рабочим элементарные основы архитектуры. Как сказали бы сегодня, М.Д. Быковский выступил для Москвы середины XIX века уникальным культуртрегером, одним из тех, благодаря чьим усилиям она, приобщаясь к новшествам европейской цивилизации, распрощалась с амплуа старозаветной «столицы на покое» и начала утверждаться в роли нового художественного и просветительского центра. В этой связи интересна, к примеру, такая подробность: «В Париже М.Д. восхищался диорамою, изобретённою Дагером, и дагерротипом, которые только что перестали быть секретом. Диорама очень его интересовала, он сам в молодости устраивал панораму, дагерротип же он привёз как новость в Москву»[6]. Основание МАО именно в качестве профессионального объединения, а не местечковой ремесленной артели, несомненно, принадлежало к акциям того же рода. Своей многогранной культурно-художественной деятельностью он в буквальном смысле воспитал несколько поколений московских архитекторов, пришедших в профессию в последние десятилетия XIX века.

Служению М.Д. Быковского на педагогическом поприще посвятил своё выступление С.У. Соловьёв, представитель Московского училища живописи, ваяния и зодчества, возникшего в 1865 году в результате слияния Училища живописи и ваяния Московского художественного общества с МДАУ. Михаилу Доримедонтовичу принадлежала заслуга преобразователя системы преподавания в последнем. Соловьёв подчёркивает, что знаменитая речь Быковского о недопустимости ассоциировать красоту в архитектуре исключительно с ордерными правилами и античной традицией была не только изложением новой эстетической программы зодчества, но и заветом на будущее. «В своей речи, - указывает докладчик, - М.Д. Быковский наметил путь для школы»[7].

Ещё более интересны для нас личные воспоминания Соловьёва, благодаря которым перед нами как на медной пластинке дагерротипа проступают черты характера и нравственного облика Быковского-старшего. «В первый раз я его увидал, когда мне было не более 14 лет… В училище произошла какая-то шалость настолько значительная, что вызвала приезд председателя Московского художественного общества, московского генерал губернатора князя В.А. Долгорукова и членов совета общества. Живо запечатлелось в моей памяти, как после долгой речи губернатора, выступил человек маленького роста с выразительным взглядом и живостью в движениях: “Ваше сиятельство, - говорил он, указывая на учеников, - они молоды, они исправятся”. И эти слова подействовали на решение судьбы учеников и я почувствовал, что это добрый человек»[8]. Мягкость и снисходительность Михаила Доримедонтовича к проступкам юных кажется особенно примечательной после воспоминаний Н.В. Никитина о твёрдости и принципиальности Быковского в вопросах организационных и профессиональных. К этому можно добавить и пересказанную С.У. Соловьёвым реплику Михаила Доримедонтовича, брошенную в ответ на сетования коллеги о затруднениях собрать кворум на заседании МАО: «Если нельзя собрать 2/3 членов для решения важных вопросов, тогда не нужно иметь общества»[9]. В устах человека, основавшего МАО, эти слова не только содержат горечь упрёка, но категоричностью своей раскрывают высочайшую степень его преданности делу укрепления российской художественной и архитектурной школы. «Будем же и мы, - завершает Соловьёв, - следуя его заветам, видеть счастье только в честном служении нашему искусству, а память о М.Д. Быковском да будет для нас путеводной звездой!»[10].



* * *

Константин Михайлович Быковский ушёл из жизни спустя всего несколько лет после торжеств, посвящённых столетию его отца. Это была серьёзная утрата для архитектурного сообщества Москвы, да и для русской архитектуры в целом. После кончины отца К.М. Быковский оставался единственным, к кому был применим неофициальный титул «патриарха» московских зодчих. Коллеги и единомышленники почтили память о Константине Михайловиче серией статей, в которых попытались охарактеризовать разные стороны его деятельности—от собственно архитектурного творчества до культурно-просветительской работы. Эти материалы были опубликованы в одном из выпусков трудов Комиссии по сохранению древних памятников Императорского московского археологического общества, активнейшим участником которой Константин Михайлович являлся.

В подходе к ученикам Быковский-младший был верным последователем своего отца. Педагогическая работа не ограничивалась для него классными часами. «Если К[онстантин] М[ихайлович] замечал в ком желание серьёзно учиться, то шёл этому навстречу с какой-то особенною любовью, - вспоминает С.У. Соловьёв, - Учащиеся могли приходить к нему домой и заниматься в его библиотеке. Здесь он знакомился с учениками ещё ближе. Старался выяснить себе особенности их художественных стремлений и неустанно повторял, что архитектору, как художнику, следует иметь солидное научное и общее образование. Предостерегал от раннего вступления на практическую деятельность и говорил, что следует учиться и учиться. Под его влиянием целый ряд учеников по окончании уч[илища] Ж[ивописи], В[аяния] и З[одчества] ехал продолжать своё образование в Академию Художеств. Связь его с учениками не прекращалась и в Академии. Если он приезжал в Петербург, то заходил в классы Академии повидаться со своими учениками. Здесь он ещё больше открывал горизонты перед глазами своих учеников. Он говорил, что Академия ещё не конец – следует стремиться закончить своё образование заграничной поездкой, и это не осталось мечтою… Наконец, по возвращении из-за границы он каждому советовал ехать по России для изучения родного искусства»[11]. Быковский не только воспитывал молодёжь, но и в подлинном смысле опекал начинающих художников -- в частности, не позволял назначать чрезмерно низкие цены на их работы во время художественных аукционов. По словам С.У. Соловьёва, «нападки на молодёжь при нём всегда находили с его стороны должный отпор… При этом он всегда был деликатен и чужд искания популярности у молодёжи, любовь его к ней была известна только тем, кто ближе его знал»[12]. Быковский умел разглядеть и по достоинству оценить чужой талант; именно он предложил в 1902 году кандидатуры Ф.О. Шехтеля и С.У. Соловьёва для избрания соответственно в академики архитектуры и действительные члены ИАХ.

Некоторые штрихи к этому образу добавляет брат Константина Михайловича, академик живописи Н.М. Быковский. Его воспоминания проливают свет на ранние годы Константина Михайловича, пору его нравственного и профессионального становления. Ещё до принятия решения посвятить себя искусству архитектуры, он предстаёт перед нами юношей с высокими моральными идеалами и особой чуткостью к изящному. К слову, он и в зрелом возрасте выделялся среди современников и коллег характером своих привычек: например, был совершенно равнодушен к карточной игре[13]. Крепость моральных принципов могла повредить карьере, но идти на компромиссы с самим собой было не в натуре Константина Михайловича. Один из ярких эпизодов, иллюстрирующих данный тезис, случился в 1881 году, когда Быковский разошёлся во взглядах с Советом Училища живописи, ваяния и зодчества и покинул это учебное заведение: «Он по совести не мог согласиться на присуждение медали не выдержавшему экзамен ученику архитектору»[14].

Константин Михайлович принадлежал к поколению, чьё вступление в жизнь пришлось на полное светлых упований начало царствования Александра II. Быковские, безусловно, всем сердцем сочувствовали преобразованиям, ожидая не только социально-политических реформ, но и духовного обновления всей русской жизни. Поступив осенью 1859 года в Императорскую Академию художеств, Константин Михайлович поселился у профессора Алексея Максимовича Горностаева, одного из создателей русского стиля и старого знакомого своего отца. Как отмечает Н.М. Быковский, «Алексей Максимович кроме того что был хорошим архитектором, был высокоразвитым, гуманным человеком с либеральным направлением». В доме Горностаева бывал В.В. Стасов, здесь горячо обсуждались политические события в России и Европе. «К[онстантину] М[ихайловичу] всегда было близко всё человеческое, прогрессивное»[15]. С восторгом восприняли Быковские летом 1860 года известие о вступлении Гарибальди в Неаполь. К слову, статуэтка Гарибальди, наряду с изображениями Шиллера и музы истории Клио, неизменно украшала рабочий стол Константина Михайловича. Своим либерально-просветительским идеалам он не изменял до конца дней. Каждая несправедливость и произвол волновали его, он был убеждённым противником смертной казни, со слезами на глазах приветствовал Манифест 17 октября 1905 года.

Николай Васильевич Никитин, вспоминая о Быковском-младшем, высказывает предположение, что именно Константину Михайловичу принадлежала идея создания МАО, успешно реализованная затем его отцом. Здесь же Никитин упоминает о подготовленной Константином Михайловичем по предложению Академии наук рукописи труда по истории русской архитектуры, который так и не был издан[16]. В полемике, которая развернулась вокруг гипотезы Э. Виолле-ле-Дюка о восточных корнях древнерусского искусства, Быковский выступил на стороне Ф.И. Буслаева и других отечественных учёных, настаивавших на приоритете для формирования облика отечественной средневековой архитектуры влияний Византии и романского Запада. В другом случае Константин Михайлович выступил оппонентом самого Н.В. Никитина, предлагавшего реконструкцию пощипцового покрытия Успенского собора во Владимире. Потерпев поражение в этом споре, Никитин резюмирует однако, что «К.М. Быковский принадлежал к числу образованных людей, с которыми можно было спорить и не соглашаться без ущерба для личных отношений»[17].

Подробнее о взглядах К.М. Быковского на древнерусскую и современную архитектуру сообщает И.П. Машков в своей статье о деятельности покойного в Императорском Московском Археологическом обществе. Признавая важность византийской традиции каменного зодчества как фундамента, лежащего в основе русской архитектуры, Быковский тем не менее настаивал на самобытности уже самых ранних отечественных построек. «Утвердился… византийский прямоугольный план с куполом на четырёх столбах, по которому продолжали строить и в Новгороде, и в Суздальском княжестве, и в Москве», - цитирует Машков. Вместе с тем, Быковский разделял мнение И.Е. Забелина о ведущей роли деревянного народного строительства: «На каменных зданиях отразился пошиб деревянных построек»[18]. Весьма определённо относился Константин Михайлович к современным попыткам возрождения национально-самобытного стиля. Он категорически отрицал возможность и нужность воссоздания форм и типов зданий, присущих допетровскому времени, призывал смотреть не только благоговейно, но и критически на приёмы средневековых строителей. Например, в ходе обсуждения конкурсного проекта здания Московской Городской Думы, предложенного Д.Н. Чичаговым, комиссия сочла недостатком, что архитектор нарушил принцип древнерусских зодчих и сделал окна средней части фасада крупнее пролётов подъезда. Быковский остался при особом мнении и заявил, что требования современности во всяком случае должны стоять выше требований стиля[19]. Он ратовал за вдумчивое исследование и освоение наследия, указывая, сколь часто воспроизведение русского стиля «не является плодом просвещённой любви, а только следствием навязывания форм этого стиля»[20].

Заслугам К.М. Быковского на ниве культурного просветительства посвящена статья Н. В. Некрасова. Следует заметить, что Константин Михайлович с юных лет живо интересовался современными явлениями литературы, с одинаковым вниманием следя как за авторами либерального направления («упивался… вышедшим изданием сочинений Белинского», читал Герцена), так и за их консервативно настроенными визави вроде М.Н. Каткова. В живописи его предпочтения принадлежали идейному жанру реалистической школы, хотя он прекрасно знал и любил искусство прошлого, в особенности итальянскую живопись XVI века. В Обществе любителей художеств, председателем которого являлся в 1893—1902 годах, Быковский выступал с лекциями о Микеланджело и Леонардо да Винчи. По сути, ему удалось превратить Общество в один из очагов культурной жизни Москвы. Здесь бывали и выступали с сообщениями И.В. Цветаев и С.С. Голоушев, читали актёры А.П. Ленский и кн. А.И. Сумбатов, пел Ф.И. Шаляпин. Быковский устраивал выставки, знакомя заинтересованную аудиторию с произведениями живописи и скульптуры из частных собраний П.М. Третьякова, К.Т. Солдатёнкова, И.В. Цветкова, гр. П.С. Уваровой. Характерно, что к участию в этих мероприятиях он активно привлекал своих учеников и молодых коллег, вводя их таким образом в круг московской интеллигенции. Это было крайне важно для выходцев из низших сословий, таких как те же С.У. Соловьёв или И.П. Машков.

Сам он, обладая колоссальной эрудицией и неисчерпаемой жаждой познания, регулярно посещал университетские диспуты и заседания учёных обществ, казалось бы, далёких от собственно архитектурной тематики. Его внимание занимали самые разные дисциплины – от философии и астрономии до медицины. Столь впечатляющая широта интересов была естественна для Константина Михайловича, ставившего этику бесконечно выше эстетики – как в человеческих отношениях, так и в профессиональной деятельности. «Для него составляло немалое счастье, - вспоминал Н.М. Быковский, - что его искусство как архитектора послужило просветительным целям, к созданию храмов науки»[21]. Служение искусству К.М. Быковский понимал как служение человечеству.

«Если лучшим заветом отдельной личности является собственное духовное усовершенствование на благо себе и другим, - завершает Н.В. Некрасов, - если важнейшей целью народов не без основания считается рост культуры, распространение её благ среди возможно большего числа лиц, то жизнь и деятельность Константина Михайловича не прошли задаром: он вложил свою богатую лепту в сокровищницу духовной жизни своей нации и имя его будет памятно не только среди его сослуживцев и сочленов тех обществ, где он работал, но оно будет занесено на страницы истории отечественного искусства, как имя человека, немало потрудившегося для его пользы и процветания»[22]. Позволим себе считать эту фразу применимой не к одному лишь Константину Михайловичу Быковскому, но и к его отцу. Усилиям двух этих выдающихся культурных деятелей мы во многом обязаны целой страницей истории нашего города, запечатлённой в камне их построек, в строках, ими написанных, и, как хочется верить, в нашей благодарной памяти.



[1] См. подробнее: Печёнкин И.Е., Сайгина Л.В. Московская архитектурная жизнь середины XIX века в критических публикациях Н.В. Дмитриева (1822—1866) http://blogpechenkin.blogspot.ru/2011/07/xix-1822-1866.html
[2] [Предисловие] // Торжественное чествование 29 октября 1901 г. Столетней Годовщины со дня рождения основателя Московского Архитектурного общества, его первого председателя и почётного члена академика архитектуры Михаила Доримедонтовича Быковского. М., 1903. С. 3-6.
[3] Никитин Н.В. М.Д. Быковский как основатель Московского архитектурного общества // Торжественное чествование… С. 14.
[4] Там же. С. 15.
[5] Там же. С. 16.
[6] Быковский К.М., Быковский Н.М. Михаил Доримедонтович Быковский. Художественное развитие и архитектурная деятельность до первой поездки за границу (1801--1838) // Русский художественный архив. М., 1892. Вып. 2. С. 74.
[7] Соловьёв С.У. О значении М.Д. Быковского в русской архитектуре и в деле архитектурного образования // Торжественное чествование… С. 25.
[8] Там же. С. 31.
[9] Там же. С. 32-33.
[10] Там же. С. 33.
[11] Соловьёв С.У. Некоторые данные о деятельности К.М. Быковского // Древности. Труды Комиссии по сохранению древних памятников Императорского Московского археологического общества. Т.1. М., 1907. С. ХХХ.
[12] Там же. С. XXXI.
[13] Там же. С. XI.
[14] Там же.
[15] Там же. С. IX.
[16] Никитин Н.В. Воспоминания о К.М. Быковском // Там же. С. XXIII.
[17] Там же. С. XXIV.
[18] Машков И.П. О деятельности К.М. Быковского в Императорском Московском Археологическом Обществе // Там же. С. XXVI.
[19] Там же.
[20] Там же. С. XXVII.
[21] Быковский Н.М. Константин Михайлович Быковский // Там же. С. ХХ.
[22] Там же.

Комментарии

Популярные сообщения